Брисбен

Где кончается слово, начинается музыка…

Новый роман Евгения Водолазкина - лауреата премий «Большая книга» и «Ясная Поляна».

В романе «Брисбен» он продолжает истории героев («Лавр», «Авиатор»), судьба которых — как в античной трагедии — вдруг и сразу меняется. Глеб Яновский — музыкант-виртуоз — на пике успеха теряет возможность выступать из-за болезни и пытается найти иной смысл жизни, новую точку опоры. В этом ему помогает… прошлое — он пытается собрать воедино воспоминания о киевском детстве в семидесятые, о юности в Ленинграде, настоящем в Германии и снова в Киеве уже в двухтысячные. Только Брисбена нет среди этих путешествий по жизни. Да и есть ли такой город на самом деле? Или это просто мираж, мечтания, утопический идеал, музыка сфер?

«К городу Брисбену, как и положено, роман не имеет никакого отношения, иначе я не назвал бы его так. Брисбен – это символ того, что находится на другой стороне земного шара, цель мечтаний, усилий, которая, конечно же, недостижима. Вообще это история современного успешного музыканта, который потерял возможность выступать и ищет новый смысл жизни. Прежде у него все было направлено на успех, на то верхнее «фа», которое он взял, но ему приходится признать, что смысл жизни не заключается в этой верхней точке» - Евгений Водолазкин, интервью радио Sputnik

Цитата из книги:

– В твоих интервью часто упоминается город Брисбен, ну, и вообще – Австралия. Почему?

– Потому что, когда у нас зима, у них – лето.

– А когда у нас – лето?

– Тогда у них тоже лето. По нашим меркам – лето. Вот в чем вся штука, понимаешь? В нашей семье это место считалось раем.

– Для рая там слишком специфическое население. Потомки каторжников.

– И – что?

– Для рая требуется хорошая биография.

– Ты там был?

– Где, в Австралии?

– Нет, в раю. Откуда ты знаешь, какая там требуется биография?

— В твоих интервью часто упоминается город Брисбен, ну, и вообще — Австралия. Почему?

— Потому что, когда у нас зима, у них — лето.

— А когда у нас — лето?

— Тогда у них тоже лето. По нашим меркам — лето. В нашей семье это место считалось раем.

— Для рая там слишком специфическое население. Потомки каторжников.